Выйдет ли Великобритания из ЕС?

Британский премьер-министр Дэвид Кэмерон на днях заявил, что выход Великобритании из ЕС - "Brexit", как уже окрестили этот потенциальный шаг, - может стать темой референдума в Соединенном Королевстве. Западная пресса комментирует эту новость и реакцию других государств.

"Премьер-министр Нидерландов в Давосе: выход Великобритании из ЕС - катастрофа, которой не случится" - таков заголовок дает The Christian Science Monitor. Франция и Германия заявляют, что Британия не может быть членом ЕС на каких-то собственных, выгодных ей условиях, напоминает журналист Пол Тейлор (Reuters).

Нидерландский премьер Марк Рутте высказался более сочувственно, считает автор. Рутте сказал, что разделяет многие из задач, поставленных Кэмероном для пересмотра отношений с ЕС. "Великобритания должна состоять в ЕС: это в интересах самой Британии и Европы", - сказал Рутте в интервью телеканалу Reuters Insider. При этом он не верит, что она может покинуть ЕС ("если это случится, произойдет катастрофа").

"Рутте - один из основных союзников Кэмерона в борьбе за расширение свободы торговли и либерализацию рынков", - напоминает издание. Он ратует за реформы в ЕС, так как нужно возродить конкурентоспособность экономики, снизить расходы на управление ЕС, принимать решения на максимально низком уровне государственных органов.

Рутте призвал ЕС фокусироваться на сферах, где роль Евросоюза выгодна: это совершенствование внутреннего рынка, новые соглашения о свободе торговли с США и Японией, открытость рынка энергоносителей, свобода сферы услуг внутри ЕС.

"Согласно опросу, большинство избирателей - за выход Британии из ЕС", - возвещает между тем в заголовке The Times. Если бы референдум проводился сегодня, 40% британских избирателей проголосовали бы за выход из ЕС, 37% - против, а 23% затруднились с ответом, поясняет журналист Роланд Уотсон. Опрос был проведен фирмой Populus по заказу газеты.

"Если учесть вероятность участия в голосовании и исключить тех, кто затруднился с ответом, соотношение голосов составило бы 53% "за" и 47% "против", - полагает издание. Следовательно, обещание Кэмерона поставить вопрос на референдум - смелый ход.

"Также из опроса явствует, что многие избиратели уже приняли определенное решение, не учитывая нового соглашения, о котором Кэмерон намерен договориться с ЕС", - продолжает Уотсон. Половина тех, кто хочет остаться в ЕС, и две пятых тех, кто хочет уйти, говорят, что в 2017-м будут голосовать, не учитывая перераспределение полномочий и прочие детали. Среди сторонников членства в ЕС больше мужчин (52%), среди сторонников выхода - больше женщин (59%).

Финансист Джордж Сорос полагает, что референдум - опасная игра: "Великобритания в наилучшем положении из всех возможных: она член ЕС, но не член еврозоны. Любое изменение статуса нанесет урон".

"Кэмерон рекламирует новое соглашение как выгодное ЕС", - пишет The Financial Times. В четверг, выступая в Давосе, премьер подчеркнул, что пересмотр отношений принесет пользу не только Великобритании, отмечают авторы статьи Джордж Паркер, Том Брэйтуэйт и Крис Джайлз.

"Британский премьер заверил, что экономические реформы и дерегулирование неизбежны", - сообщают авторы. Он попытался завербовать сторонников, заявив, что более гибкая экономика, где полномочия вновь переданы столицам национальных государств, пойдет на благо ЕС.

"Такие требования Британии, как отмена ограничения рабочего дня, принятого в ЕС, или смягчение природоохранных норм, простимулируют рост во всей Европе, как и совершенствование единого рынка", - пересказывает газета слова Кэмерона. "Европу пора сделать мотором роста", - заявил он.

Зал, где выступил Кэмерон, был набит битком, но его предложения встретили прохладно. Другие европейские лидеры считают, что не стоит отвлекаться от главной задачи - спасения еврозоны.

Как бы то ни было, Кэмерон пообещал "от всего сердца" пропагандировать членство Британии в реформированном ЕС.

В чем причина мировых валютных войн?

Основным источником проблем для мировой экономики остается рискованная монетарная политика ведущих стран
Экономика заметно отличается от других научных дисциплин тем, что изучает не только саму окружающую нас действительность, но еще и ее восприятие людьми. И неспроста: восприятие быстро и непосредственно конвертируется в действия, которые меняют сложившиеся реалии.

Исходя из подобного понимания материальности ожиданий, журналисты из британского The Economist в свое время придумали лингвистический индекс, основанный на квартальном количестве статей в Washington Post и New York Times, в которых приводится слово «рецессия». Этот индекс едва ли не лучше предсказывал наступление экономического спада, чем другие, более традиционные, опережающие статистические индикаторы.

Если исходить из аналогичной логики, то в последнее время возникает отчетливое ощущение неизбежности мировой валютной войны. Неслучайно этот вопрос только что оказался в фокусе весьма эмоциональных комментариев официальных представителей Японии, Южной Кореи и России.

Что такое «валютная война»? Под этим термином обычно понимались одновременные действия нескольких государств, направленные на девальвацию собственной валюты относительно других денежных единиц. Следуя традиционным меркантилистским рецептам, правительства рассчитывали таким образом обеспечить национальным производителям конкурентное преимущество на рынках, оживить внутреннее производство и выправить в свою пользу сальдо торгового баланса с окружающим миром.

Правда, раньше, при прежних международных валютных режимах, курсы большинства денежных единиц по отношению к золоту или основным валютам можно было изменить директивно. Сегодня же, в эпоху массового распространения свободного валютного плавания добиться этого не так просто — требуются специальные и часто неортодоксальные меры. Примерно такие, на которые пошла Швейцария. Оберегая франк от чрезмерного укрепления, она объявила о верхнем предельном значении его курса по отношению к евро. Для защиты этого рубежа было дано обещание скупки иностранной валюты за счет эмиссии в неограниченных объемах и даже введены отрицательные процентные ставки для депозитов в франках (иными словами, инвестор в итоге должен получить сумму меньше изначально вложенной).

Но основной запал критики направлен, конечно же, не на маленькую Швейцарию, которая, разумеется, и не думает атаковать мировые валютные рынки, а скорей занимает глухую оборону. Речь прежде всего идет о монетарной политике ведущих экономик мира — еврозоны, Японии и особенно США. Нужно признать: эмитенты главных резервных валют непосредственно не ставят перед собой никаких внешнеэкономических целей, а решают чисто внутренние и вполне легитимные задачи. В посткризисную эпоху они всеми правдами и неправдами пытаются сократить безработицу и вновь запустить заглохший двигатель экономического роста.

Но проводимая уже несколько лет в этих целях политика «количественного смягчения» привела к выпуску центробанками в обращение триллионов ничем не обеспеченных долларов, евро и иен, которые за отсутствием иного адекватного применения в массовом порядке хлынули за границу, в том числе на финансовые рынки развивающихся стран, угрожая катастрофическим укреплением их денежных единиц. Волей-неволей им придется как-то реагировать, нейтрализуя приток средств монетарными методами или вводя капитальные ограничения (кстати, намеченную либерализацию российского рынка госбумаг в нынешних условиях, пожалуй, лучше приостановить). Иными словами, валютную войну как таковую никто и не думает объявлять, но ее призрак стоит на пороге.

В конечном счете важно, что все свободно плавающие валюты не могут быть девальвированы одновременно. Получается, что в валютной войне, как и во всякой другой, должны быть свои победители и побежденные. Но поскольку проигрывать никто не хочет, гонка последовательных взаимных девальваций неизбежно закончится тем, что все ее участники окажутся в проигрыше: курсовые соотношения вернутся примерно к первоначальным уровням, в то время как выпущенные в обращение лишние деньги будут грозить инфляционной вспышкой, а также добавят экономическим процессам волатильности, исказят фундаментальные ценовые пропорции и надуют пузыри на финансовых рынках.

Именно это соображение позволяет главному экономисту Всемирного банка Каушику Басу надеяться на предотвращение глобальной валютной войны. Однако оставляемые на самотек процессы редко заканчиваются торжеством разума, и потому Россия как нынешний председатель «большой двадцатки» — глобального клуба, объединяющего развитые и развивающиеся страны, — имеет шанс внести свой весомый вклад в «разрядку напряженности». Это непростая, но важная задача, решение которой лежит не в фиксации относительно стабильных валютообменных курсов, а в заключении настоящего «пакта о ненападении» в сфере монетарной политики. В перспективе же можно выйти на соглашение о новом международном валютном режиме.

А для начала, пожалуй, стоило бы договориться о лингвистическом «разоружении»: прекращении расхожего употребления звонкого, но мало отражающего реальность термина «валютная война».